Персональная выставка Александра Стройло «Достоевский & коронавирус» в галерее «Цех» открывает программу XXVIII Пушкинского театрального фестиваля.
Главного художника Псковской драмы Александра Стройло в киношной тусовке принято величать «батюшкой», - своей рыжей бородой и ехидными шутками он и вправду напоминает попа-расстригу, но когда я пришел к нему в мастерскую, чтобы сделать текст про выставку «Достоевский & коронавирус», то сразу поймал себя на свежем впечатлении, что Александр Григорьевич и на своего любимого персонажа – Федора Михайловича - тоже похож весьма. Вот так глянешь издали – ну вылитый Достоевский!
- А при чем тут вообще коронавирус, - спрашиваю у художника. – Как ковид с Достоевским монтируется?
- Ну, как это при чем? Все взаимосвязано. От эпидемии страдает человечество. А Достоевский – известный страдалец за все человечество.
- А почему союз «и» по-английски - &?
- Это знак «всемирной отзывчивости». Это же Достоевский придумал про Пушкина? - напоминает Стройло про «Пушкинскую речь» Достоевского, произнесенную 8 июня 1880 года на заседании Общества любителей российской словесности. – То же самое можно и сказать и про самого Достоевского. Сначала Достоевский отзывался на мир, а потом мир отзывался на Достоевского. До сих пор отзывается. И гораздо круче, чем на Пушкина.
- И все-таки, почему именно Достоевский? – продолжил я «доставать» художника. - Это связано с работой над спектаклем «Село Степанчиково и его обитатели»? (Напомню читателям, что премьера спектакля Петра Шерешевского состоялась ровно год назад – 4 сентября 2020 года).
- Нет. Точнее, связано, но не совсем. «Село Степанчиково» - только часть выставки. Остальное – это другое.
- ?!
- Дело в том, что Достоевский – это мой любимый писатель.
- Я всегда думал, что Хармс.
- И Хармс, и Довлатов. Но Достоевским я занимаюсь больше сорока лет. С юности собираю книжки про Достоевского. А в 1981-м году мне довелось поработать художником на картине «Сон смешного человека».
- А! Ничего себе! Это же знаменитый мультфильм Александра Петрова.
- Нет, Петров тут не при чем. У нас был другой проект. Режиссером выступал Фарид Давлетшин. Он делал сразу и игровой фильм, и мультфильм - в общем, такая сложносочиненная фигня. И вот для этого фильма я делал эскизы. Они у меня сохранились. Не все, но некоторые. Не знаю, что потом с этим фильмом было.
(Я «загуглил» Давлетшина - в его фильмографии на «Кинопоиске» никакого «Сна смешного человека» не значилось).
- Фарид есть, а фильма нет, – сообщил я художнику.
- Значит, похерили. Так бывает.
- А как вы туда попали? Это же было в Москве? А вы жили тогда в Пскове.
- Да, в Псков я в 1979 году приехал. Но постоянно мотался в Москву в одно издательство, которое мне книжки заказывало. Познакомился с местными художниками. Они меня на тусовку потащили. Там тогда в центре существовали такие закрытые расселенные дома, поставленные на капремонт, где, как поется в песне, «собиралася компания блатная». И вот я в эту блатную компанию попал. А в ней были по большей части вгиковцы - студенты и выпускники ВГИКа. Режиссеры, сценаристы, актеры. Там я Фарида и встретил. Он мне и предложил поработать. В общем, уже не важно, сняли они фильм, не сняли, на полку положили - главное, что остались работы, и их можно показать.
- Ага. А дальше?
- А дальше эскизы к телесериалу «Достоевский» Хотиненко.
(Мини-сериал телеканала «Россия» 2011 года «Достоевский» режиссера Владимира Хотиненко).
- Ага. Что вы делали для телесериала?
- По большей части я занимался выбором натуры (мотался по России), но делал и эскизы для продюсеров. Там в постановочной группе много художников было. Я был одним из.
- И что осталось от телесериала для нашей выставки?
(Стройло достает из коробки свои самодельные книжки, каждая из которых, как знают ценители его творчества, - отдельное произведение искусства).
- Книжки на эпизоды из сериала.
- Раскладушки?
(Книжки-раскладушки – любимый жанр Стройло. Он их создает целыми сериями, иллюстрируя тексты, например, Хармса, иллюстрируя по отдельности каждую строчку поэта, а иногда и полстрочки, или одно слово, или даже – смысловое – зияние. В итоге получаются такие как бы оригинальные комиксы от Стройло, навеянные, опять же, или Хармсом, или Довлатовым, или Достоевским).
- Есть раскладушки, есть нераскладушки.
(Я раскрываю квадратные рукодельные книжки и рассматриваю тексты и картинки: «Каторга Достоевского», «Топор Достоевского», «Взрыв и Достоевский на льду»).
- А про что «Взрыв», и почему Достоевский на льду?
- Там в сценарии был эпизод о том, как Достоевский одну даму в пролетке ночью трахал на льду Невы. А под утро террористы бомбу кинули, хотели царя взорвать. А потом приходят дворники и полицейские, и Достоевского в пролетке будят. Стучат в дверь. «Вставай, царя взорвали!».
- Это как же он ее трахал в пролетке зимой? Это невозможно. Да там и двери нет. Это же не дилижанс.
- Не знаю. Так было в сценарии. Я не понимаю, как они эти сценарии пишут.
(А я не понимаю, правду мне говорит художник или это он меня разыгрывает, мистифицирует, ведь постоянная мистификация – один из методов его творчества).
- Эпизод все равно в сериал не вошел.
- А в книжку?
- И в книжку – нет. У меня выставка 6+.
- Все равно: не мог Достоевский трахаться на улице.
- Ты еще скажи, что он водку не пил, в карты не резался и в рулетку не играл. Я про него все знаю. Всю подноготную. Он был жуткий сладострастник.
- Это по его текстам заметно.
- А мои тексты про Достоевского?
- Откуда?
- Я тебе сейчас эсэмэской пришлю.
(Приходит СМС).
Текст, цитирую: «ЧТИ ПАМЯТЬ. И что бы вы тогда на это сказали, не будучи противником трезвого образа жизни? А? Хочется отметить значимость путей сообщения вообще (и в прошлом в частности). Едучи по железной дороге из Санкт-Петербурга за границу, в буфете ресторана на железнодорожной станции Псков, Достоевский, как правило, выпивал рюмку водки. Чтобы сподручнее ехалось, ну и писалось тоже. И что бы вы думали? Он всегда до этой заграницы после этого благополучно доезжал. Ну а книги какие писал, не мне тут об этом говорить! В знак назидания потомкам, и чтобы почтить память Федора Михайловича, светлая ему память, могли бы эти самые потомки табличку или памятный знак в честь этого события в вышеуказанном ресторане установить. А еще лучше было бы, если бы в память об этом наливали рюмку водки проезжающим писателям российского происхождения. А и ладно, и зарубежным писателям тоже можно. Да не оскудеет Псковская казна от этого! А там, глядишь, и культура Псковская повысится, чем черт не шутит, до международного уровня. Поскольку, прознав про это, пишущая братия только через Псков и будет ездить. Ведь никто из писателей не сознается, что он Достоевского не уважает».
- Ну, как? – спрашивает Стройло.
- Шедевр! – не сомневаюсь я. - Надо сделать комикс. Или короткий фильм снять.
- Надо, – соглашается художник.
- Ну, а вот эти эскизы уже из «Села Степанчиково», – я указываю на рисунок Достоевского в ватнике.
- Да, и слоны тоже. – Александр Григорьевич показывает на подоконник, где разместились два плюшевых слона, которые участвуют в спектакле Шерешевского. – Только это не оригиналы, а специально сшитые для выставки двойники.
- Я так понял, что это реализация известного мема «Россия – Родина слонов»?
- А ты заметил, какую функцию эти слоны исполняют в спектакле?
- Честно говоря, не помню. Точнее, не обратил внимания. А что, у них есть какая-то особая функция?
- А ты обрати.
- Надо сходить на спектакль, и за слонами проследить.
- Проследи. Между прочим, знаешь, откуда пошло выражение про «Родину слонов»? При Сталине была выпущена книжка, не помню названия. Что-то вроде «Приоритет России над загнивающим Западом». Огромный такой фолиант. В порядке борьбы с проклятым космополитизмом. Там и паровоз мы первыми изобрели, и радио, и лампочку Ильича. А главное, в России зародились слоны. На полном серьезе. Ты в это веришь?
- Конечно. У нас же жили мамонты, которые вымерли. А слоны – это потомки мамонтов.
- Правильно! Там так и было написано.
- Александр Григорьевич. А вот эти футболки с Достоевским, которых вы сотню штук наделали. Это такой авторский мерч?
- Чего?
- Ну, одежда с символикой проекта. Типа реклама на память.
- Нет. Можно сказать, и мерч, но не совсем. Дело в том, что изначально выставка задумывалась не как выставка, а как опера. И актеры должны были в этих футболках выступать.
- На сцене?
- Нет. Необязательно. Все равно где. Это был бы такой перфоманс. Или – опера. Одной из солисток должна была быть Саша Терских. Видишь ее халатик?
- А, вот эта девушка голенькая – это она?
- Какая же голенькая, когда в бюстгальтере и трусиках.
- Надо было топлес.
- Нельзя. У нас проект 6+.
- Так а почему не сложилось?
- Просто не успели. Она должна была открываться ближе к декабрю, а не в сентябре. Но тут что-то, как обычно, отвалилось. Пришлось меня мобилизовать. А я-то отказаться не могу. Я же человек подневольный. Пришлось согласиться. Вот от оперы остался текстиль. Этот самый мерч.
- Ну что? Оригинально. Чем закончим интервью?
- Ты у меня спрашиваешь? Кто у нас писатель?
- Но вы тоже писатель.
- Согласен, – художник лукаво улыбается. – Напиши так: «но одно произведение Стройло, присутствующее на выставке, никто не увидит. Однако, если очень попросить, его можно открыть».
(Я заинтригован).
- Это что же за произведение такое?
- Это татуировка Дмитрия Дмитриевича (Месхиева, художественного руководителя Псковского театра драмы имени Пушкина – поясняю для непосвященных). Это его первая татуировка и сделана по моему эскизу. Называется: «Добрый режиссер Дим Димыч кормит бедных животных». По действующему закону я могу привлечь Дмитрия Дмитриевича в качестве экспоната на любую выставку. И он по закону обязан прийти и продемонстрировать.
- А на какой части тела это тату?
- Не скажу. Это секрет.
- Вы, Александр Григорьевич, видно, надо мной прикалываетесь?
- Ты пойдешь на открытие?
- Пойду.
- Вот возьми и сам у него спроси.
- Оке. Спрошу.
Беседу воспроизвел Александр Донецкий
Фото автора